Книга Король в моем плену  - Стелла Вайнштейн

Милаха послушно слез с Рейсвальда и, ковыляя, утопал к насесту, где взмахнул кожистыми крыльями, мгновенно наполнившими все пространство комнаты на верхнем этаже западной башни. Через мгновение монстр посапывал, свесившись с перекладины вниз головой, похрюкивая и поблескивая острыми клыками.

Посреди ковра восточной работы все так же переливалось радугой перо под стеклянным колпаком на постаменте, притягивая взгляд. Решительным шагом Рейсвальд подошел к заветному артефакту, поднял стекло, не оборачиваясь на стража за спиной. Если Милаха признает в Рейсвальде вора, короля ничто не спасет.

Прозрачное перо чуть трепетало от невидимого ветра, осыпая кожу на запястье радужными всполохами. Рейсвальд осторожно взял очин двумя пальцами, на ощупь тот был прохладен, как хрусталь. Король закрыл глаза и с невероятным чувством в груди представил себя незаметной легкой птахой.

Милаха приоткрыл красный глаз, наблюдая за метанием по комнате неуклюжего воробья. Тот припадал на одно крыло, судорожно вспархивал, чтобы врезаться в корешки книг, смешно ковылял по ковру, чтобы тут же попытаться взлететь вновь.

Хищнические инстинкты заставляли Милаху пристально следить за тщедушным пернатым тельцем. Фрикс даже подумал перекусить, но он сегодня переел магии, тело было тяжелым, и монстра клонило в долгий сон. Хозяйка расстроится, если фрикс ослушается, не погладит и не назовет хорошим мальчиком. Людей есть нельзя, даже когда они прибегают в обличье аппетитной морской свинки с лоснящейся ореховой шерстью.

Наконец пичуга вылетела в окно, и Милаха с облегчением позволил себе заснуть, более ничем не тревожимый.

Мир глазами птицы оказался огромным, полным незнакомых запахов и звуков. Новое тело плохо слушалось Рейса, или, может, разум человека сопротивлялся заточению в тщедушном тельце с судорожно бьющимся сердечком.

В темной громаде замка весело светилось всего несколько окон. С невероятным усилием, наперекор потокам ветра, король спикировал туда, где скопление огней было наиболее ярким, рассудив, что Ева должна присутствовать на ужине.

В тронном зале царил беспорядок. Вместо привычных танцев люди разделились на группы и то шептались, то вскрикивали. Остывали нетронутые блюда, маленькие дети пронзительно ревели, забытые матерями, но самое главное, Рейсвальд усмотрел пустующий алый трон и похолодел.

Воробей залетел внутрь через открытую форточку, притаился среди толстых незажженных свечей канделябра в углу.

— Конец нашей благодетельнице-э-э… — ревела младшая повариха.

— Тише, глюпый невежда! — рыкнул, подкручивая усы, Массиро. — Великий волшебник унес госпожа в руниклю, он знает, что делать!

Массиро от волнения позабыл айнурский язык, вставлял слова на ахтском и говорил с жутким акцентом, что указывало на крайнюю степень тревоги. Начиная догадываться, что таится за неведомым «руниклю», Рейсвальд взмыл к потолку и направился к форточке, надеясь, что любимая все еще в замке.

Неужели, пока он валялся обездвиженный, Илстин успел умыкнуть Еву — на день раньше, чем собирался?

Рейсвальд порхнул в ночь, пахнущую прелой травой и морозом. Поднялся в бархат темноты, судорожно работая крыльями. Он летал вокруг замка, заглядывал в окна, стремясь отыскать ту единственную, что занимала все его мысли. Пустые комнаты, спящие между вахтами стражи, лихорадочно собирающие пожитки слуги постарше, умудренные опытом, понимающие, что, когда в днище корабля разверзлась щель, пора бежать. Рейсвальд работал крыльями, отыскивая приметный балкончик на северной стороне. Спальню ведьмы.

Знакомые белые с золотом покои были ярко освещены, и взору Рейсвальда предстала Ева, его Ева на кровати, объятая золотым пламенем. Над нею навис колдун, ухвативший любимую за запястья. Король видел, как она отрицательно покачала головой и закрыла глаза, но Илстин поймал ее уста для поцелуя.

Рейсвальд вспомнил ночной кошмар, в котором неведомый враг нагоняет его с мечом наперевес, а тело отказывается слушаться, хлипкое и беспомощное. Душу заполняет страх, но пошевелиться невозможно, и остается лишь смотреть до конца, как занесенный клинок впивается в плоть, как льется алая кровь. Пробуждение выдергивает из мутного марева с тяжелой головой, потом на висках, колотящимся сердцем и сбитым дыханием.

Теперь этот кошмар настиг Рейсвальда наяву, давя ощущением неизбежной катастрофы. И увиденное было хуже, чем меч… Словно зачарованный смотрел он, застыв каменной статуей, не в силах избавиться от липкого ощущения краха всех надежд. Лютая ревность жгучим огнем прокатилась по легким косточкам птичьего тела. Король бы хотел отвернуться, но не мог, впился коготками в подоконник и смотрел на любимую в объятиях другого. Смотрел, как беловолосый колдун неистово берет на постели Еву, как потом обнимает ее, гладит нежную кожу, шепчет на ухо признания в любви. Слова перемежает поцелуями, нежными и легкими, как пух.

Сильные эмоции отрезали от птичьего тела человеческий разум. Воробей бился клювом, раз за разом таранил непреодолимую преграду.

Стук-стук клювом и коготками, шелест сминаемых крыльев, еле слышный писк бьющейся о стекло птахи.

ГЛАВА 23

Не выбирайте между велением сердца и долгом

Я проснулась от резкого стука о стекло. Вернее, нечто выдернуло меня из забытья, заставив подскочить с кровати с лихорадочно бьющимся сердцем. Тело казалось непривычно легким, во мне бурлила энергия, но в душе было пусто и горько, как после совершенной ошибки.

Та самая ошибка лежала рядом, раскинувшись на кровати с умиротворенным выражением лица. Глядя на это лицо, я непроизвольно вскрикнула и прикусила костяшки.

Никогда не видела учителя без личины.

Светлые кудри, рассылавшиеся по подушке. Аристократические черты лица потомственного правителя: ровный нос, волевой подбородок, чуть полная нижняя губа. Илстин был точной копией Рейса, я даже на мгновение поверила, что каким-то чудом король и учитель — одно лицо. Но нет, если присмотреться, разница видна — учитель чуть шире в плечах, другой масти, без поросли на груди…

Братья, они же родные братья! Аривельда была влюблена в отца Рейса, короля Биртвайльда. Она сама сказала, а я не догадалась сопоставить факты.

На тумбочке подле кровати переливался и сверкал перстень, весь выточенный из бриллианта, так и искрившийся магией. Одного взгляда хватило, чтобы опознать новосотворенный артефакт.

Илстин выполнил обещание. Забрал всплеск магии, предназначенный мне, спас от выгорания ценой собственных сил.

Меня мучила благодарность, не принося облегчения, а лишь разжигая злость. Я чувствовала себя преданной, а не спасенной. Доверие к человеку, ставшему моим наставником, опорой, другом, было разрушено.

Я не хотела его любви. Или хотела?

Опять стук и слабый писк, мешающий погрузиться в пучину жалости к самой себе.

Вскочила с кровати, накинула халат на голое тело и бросилась в темноту ночи на балкон.